Обряд кремации в Варанаси

Каждый уважающий себя индус индуист мечтает умереть на берегах священной реки Ганг в древнем как мир городе Варанаси. И это не спроста. Если умереть поближе к Бенаресу, или как его еще называют Каши (т.е. Светлый), с ударением на второй слог, то выйдешь из цепочки перерождений и сольешься со сверхдушой. Неподготовленный западный человек, чего таить, испытывает ужас от этого “варварского” обычая. А то! Разводят костер на берегу реки, кладут на него труп, а недогоревшие останки потом сбрасывают в воду, и это все там плавает. А местные еще и моются неподалеку, белье стирают, зубы чистят. Кошмар!

1. Вид на гхаты, Варанаси.

Но мы забываем, что индусы кремируют своих умерших не одну тысячу лет, так сложилось в их обществе, и так это общество существует до сих пор. Согласно индуистским духовным текстам, каждый человек за свою жизнь проходит около 16 ритуалов, символизирующих вступление в определенный период жизни: самый первый — когда ребенку дают имя, один из важнейших — вступление в брак, а самый последний ритуал — кремация, когда душа-Атман покидает тело и соединяется с верховным духом (Богом) Параматмой.

Индуистская философия рассматривает человеческое существо как сочетание пяти элементов: огня (агни), воды (джала), воздуха (вайу), земли (притхви), эфира (акаша). Когда человек умирает, то огонь уходит из его тела, и чтобы восполнить недостающий элемент и помочь душе перейти в мир иной, производится кремация.

В Варанаси для кремации используются, насколько я знаю, два гхата. Самый популярный — Маникарника гхат (Manikarnika ghat), выше по течению от него находится второй – Харишчандра гхат (Harishchandra ghat), там же установлен электрический крематорий. Правда, он сейчас не работает, да и особой популярностью он никогда не пользовался, даже не смотря на то, что кремация на открытом огне гораздо дороже, но так уж заведено.

2. Маникарника гхат.

3. Харишчандра гхат.

Кстати, фотосьемка ритуала туристами мягко говоря не одобряется родственниками умершего (хотя сами они делают фотографии в семейный альбом). Но прежде чем лодочник успел что-то сказать, я уже щелкнула с десяток кадров Харишчандра гхата. Когда же мы плавали  к Маникарнике, нашему лодочнику было фиолетово, куда мы направляем наши объективы. Тем не менее я старалась не борзеть.

Имейте в виду, что на подходе к Маникарника гхату вас скорее всего за локоток поймает пара-тройка местных и предложит поприсутствовать на обряде. Это ваше дело — соглашаться или нет, но без провожатого могут возникнуть серьезные проблемы с родственниками умершего, вплоть до побоев. Местный же приведет вас в свой магазин или отель, с крыши которого открывается вид на обряд. Но будьте внимательны, спрашивайте, сколько помощник хочет получить от вас денег заранее. Нам называли разные цифры. Кто-то просил 500 рупий, кто-то настаивал на 5000. Если вы хотите смотреть кремацию — безбожно торгуйтесь. На самом деле адекватная цена — 50-100 рупий, но с вас постараются содрать три шкуры.

Когда человек умирает, его семья становится нечистой. Перед кремацией покойного омывают в Ганге, вся семья также совершает омовение. Сыновья умершего сбривают с тела все волосы, оставляя лишь маленькую прядь на затылке, надевают белые одежды. Тело умащают благовониями, заворачивают в саван из белого щелка, сверху накрывают нарядным покрывалом и на носилках несут к месту кремации, где специальный человек уже сложил дрова для костра. Когда тело кладут на костер, нарядное покрывало снимают с покойного и стирают в Ганге. Затем старший сын, либо старший из братьев поджигает дрова, и при этом обходит погребальный костер пять раз по часовой стрелке. Огонь приносят из храма Шивы.

4. Родственники покойного моются в Ганге недалеко от Маникарника гхата.

5. Кремация на Манмкарника гхате. Вид с реки.

Для кремации требуется 360(!) кг. дров при цене от 500 до 10000 рупий за килограмм. Самые дорогие дрова — сандаловые. Их используют только в исключительных случаях, например, при похоронах премьер-министра. В процессе кремации для поддержания пламени в костер добавляют масло гхи (топленое сливочное масло).

6. Дрова для кремации. Маникарника гхат.

Тело сжигают не до конца. Мужчину кремируют до кости на груди, женщину — до кости на бедре. Когда лопается череп считается, что душа покойного покинула тело. Если этого не произошло, то старший сын должен разбить череп умершего специальной палкой и тем самым помочь душе освободиться.

Индуистская традиция предусматривает кремацию не для всех. Не кремируют детей до трех лет, беременных женщин, людей, умерших от эпидемии, умерших от проказы, садху. Их тела оборачиваются в саван, отвозятся родственниками на середину реки и отпускаются в воду.

Кремация длится три часа. Вы не увидите слез на глазах присутствующих — они тоскуют в сердце, но не показывают этого, потому что смерть — это дорога, в худшем случае, к новым перерождениям, в лучшем — к соединению души с Параматмой.

Вы также не увидите на кремации женщин. Они находятся где-то неподалеку, но не около костра. Это потому что до 1829 года вдовами умерших практиковался ритуал самосожжения Сати. Индуистское общество было построено таким образом, что вдове в нем места не находилось. У женщины, потерявшей мужа, не было шансов вступить в новый брак, о ней некому было позаботиться, обеспечить ее материально. Более того, вдова считалась чуть ли не приносящей беды. Поэтому она была вынуждена взойти на погребальный костер своего мужа и отправиться на тот свет вместе с ним. Некоторые женщины поступали так от безысходности, кого-то принуждали (и даже толкали в костер) родственники, кто-то действительно так сильно любил мужа, что не мыслил жизни без него. В любом случае, с 1829 года практика сати запрещена на законодательном уровне, и если сейчас женщина захочет присоединиться к мужу на погребальном костре, то уголовная ответственность ожидает всю семью.

7. Паша расплачивается с лодочником у Харишчандра гхата.

Мы едва успели расплатиться с лодочником недалеко от Харишчандра гхата и спуститься на каменные ступени, как нас повлек за собой мальчишка лет двенадцати. Он провел нас по узкой улочке меж домов с облупившейся краской и указал на дверной проем, завешанный грязной и местами истлевшей зеленой занавеской. Секунду поразмыслив мы перешагнули горку сухих коровьих лепешек, сложенную у порога, и вошли в дом. В едва освещенной комнате мы разглядели лестницу. Мы поднялись по ней на крышу дома и перед нашими глазами открылся вид на площадь с погребальными кострами.

Один костер догорал, другой только собирались разводить. Из переулка появилась группа мужчин в белых одеждах. Они несли на своих плечах накрытое красным с золотом покрывалом тело. Немножко поодаль, скрываясь от накрапывающего дождя под навесом, пожилой мужчина мастерил очередные бамбуковые носилки. Мы не сразу заметили, что не одни на крыше. Хозяин дома что-то живо рассказывал европейцу средних лет. Он не обратил на нас никакого внимания и мы молча смотрели на разгорающееся пламя погребального костра. Через некоторое время хозяин оставил европейца и направился к нам. В последующие сорок минут он рассказывал мне, что происходит на площади. Именно благодаря этому человеку я смогла написать такой подробный рассказ. Конечно, в конце повествования он попросил немножко денег “на дрова” и пригласил зайти в его магазин при фабрике шелка. Паша вручил ему сто рупий, мужчины пожали друг-другу руки и мы пошли своей дорогой. Перед тем, как исчезнуть за поворотом, хозяин дома повернулся к нам и прокричал: “Теперь у вас чистая карма, как у детей. Пламя костра очищает всех присутствующих при кремации. Такова сила Шивы”.